In every life we have some trouble. When you worry you make it double
Ливень. Ливень сплошной стеной. Гермиона шла по улице, чуть качаясь. Голова кружилась, с ссадины на виске тонкой струйкой текла кровь. Мокрая насквозь одежда отяжелела на хрупких плечах. С пышных волос на лицо стекала дождевая вода. При каждом выдохе изо рта у нее шел пар. Но она совершенно не чувствовала ни холода, ни боли. Она вообще ничего не чувствовала и не видела. Ее глаза, сердце, вся она, была там. На центральной площади, в которую упиралась широкая улица с пустыми глазницами окон. Около чумного столба. На заборе с острыми зубьями. Где сейчас безвольно висел человек. Она пыталась идти быстрее, но ватные ноги подкашивались, голова не думала, а шок был так велик, что у нее даже не получалось плакать. Ужас переполнил ее. Он парализовал все остальное в ней. Она шла вперед по серой улице. Никого не было в округе. Тишина. Мертвая тишина. Только шум дождя как заупокойная песня.

С каждым шагом она была все ближе к своей пугающей цели. Она уже отчетливо видела исполосованную грудь, едва поднимающуюся при чуть заметных вздохах. Увидела эти тонкие руки, проткнутые зубьями ограды, как штыками. Бессильно опущенную голову. Струи воды, стекающие с черных прядей. Она подходила все ближе и ближе. И все четче она видела этого человека. Это разбитое лицо, эти закрытые глаза. Эту боль, которая уже тускло отражалась на лице. Просто потому, что у него не было сил, чтобы кричать или плакать от боли.

Гермиона почувствовала как сердце заколотилось в груди. Она протянула дрожащую руку к опущенному лицу мученика. Когда она коснулась его кончиками пальцев, он слегка вздрогнул и тихо произнес – «Не надо больше… Не надо…». Она почувствовала, как по щекам покатились горячие слезы. «Что они сделали с тобой? Что они сделали…». Гермиона аккуратно, точно касаясь хрупкого цветка, приложила ладонь к его щеке и осипшим голосом спросила:

- Сер… Профессор… Северус… - он медленно поднял веки, будто они были из свинца. Она едва не отшагнула, увидев его глаза. Из черных они стали серыми. Как будто состарились.

- Мио… на… - произнес он одними губами, с которых тут же потекла кровь.

– Господи… - она судорожно вытерла слезы свободной рукой. – Я… я сниму вас! – она выхватила палочку, но он тихо произнес.

- Нет. Не надо…

- Но… - он едва заметно покачал головой.

- У меня нет шансов… Сжальтесь надо мной… Прошу… - она распахнула глаза.

- Нет! Нет, я не могу! Я не могу… - повторяла она, чувствуя, что снова плачет.

- Миона… пожалуйста…

- Сер… - она подошла к нему вплотную и, отведя мокрые пряди с бледного лица, посмотрела ему в глаза. – Северус… - Он смотрел на нее с какой-то чистой надеждой. Как на образ в церкви. Она закрыла глаза, избавляясь от слез. После аккуратно, боясь лишний раз его побеспокоить, поцеловала его губы. – Я люблю тебя. – Она приставила палочку к его виску. Снейп только тихо и светло улыбнулся. – Очень люблю. Авада Кедавра! – Зеленая вспышка блеснула около головы профессора и глаза его застыли. Она упала на колени рядом и, уронив лицо на ладони, тихо заплакала. А ее губы все еще сохраняли тепло их первого и последнего поцелуя.